Хватает в Интернете сведений и о символике Ящера – чудовища, способного поглотить само солнце. Культ имеет палеолитические корни. Невообразимо много сделавший для изучения дорюриковской истории всей Руси и конкретно Новгорода академик Борис Александрович Рыбаков ( 03.06.1908 - 26.12.2001) посвятил язычеству в общей сумме тысячи страниц своих трудов. Без них понять дохристианскую отечественную историю невозможно.
Академик Б.А.Рыбаков со студентами МГУ.
Борис Александрович в гениальном «Язычестве древней Руси» отметил: «…славянский Ящер, женившийся на утопленной девушке, соответствует Аиду, богу подземного мира, супругу Персефоны. А жертва приносилась не самим этим силам сезонного действия, а постоянно существующему повелителю всех подземно-подводных сил, содействующих плодородию, т. е. Ящеру, Аиду, Посейдону».
Святилища Ящера располагались, естественно, на болотах, берегах озер и рек. Главное капище помещалось недалеко от Новгорода, в том месте, где из озера Ильмень вытекает река Волхов. Древнерусский летописец называет Ящера "князем Волхова". Он-де "перекрывал в той реке Волхове водный путь. И не поклоняющихся ему иных пожирал, иных потоплял. Поэтому люди, тогда несведущие, сущим богом окаянного того называли". В качестве жертв Ящеру кидали в воду черных кур, а также молодых девушек.
В восточнославянском обрядовом фольклоре (календарных песнях белорусов, русских обрядовых заговорах)образ всемогущего Ящера представляется в двух функциональных направлениях - вредоносности по отношению к крупному рогатому скоту и лошадям (т.е. к степным скотоводам) и символа земледельческого богатства. Уникальны представления о Ящере, зафиксированные на территории Западной Белоруссии, в которых Ящер выбирает девушек для замужества, сидя в золотом кресле. (Песнi народных свят i абрадау/Укладанне Н.С. Гiлевiча. Мн., 1974.)
Специальную главу академик посвятил язычеству северных окраин Руси. По его мнению (с учетом доминировавших к 1980 г. оценок), в северной половине Руси славяне явились колонистами ("сло - вене" - "выселенцы из земли "вене" - славян), наслоившимися на литовско-латышские племена (кривичи от литовского бога Криве - Кривейте) и на племена финно-угорское (ижора, корела, весь, меря, чудь). Примерно с середины I тыс. н. э. начался мирный симбиоз славян с аборигенами и как следствие этого - взаимовлияние и восприятие обеими сторонами тех или иных черт культуры новых соседей. Ныне с учетом геноэтногенеза (гаплогрупп) и ностратики версия об аборигенах до славян теряет однозначность. Да и сам Б.А.Рыбаков вынужден был признать:
«Тема взаимоотношений субстрата и адстрата весьма сложна и может быть решена лишь при творческом синтезировании данных археологии, топонимики, этнографии и фольклористики. Многое здесь уже сделано в отдельных областях, но общего синтеза пока нет. Остановлюсь только на интересных проявлениях язычества, как общественного явления, накануне принятия христианства и в первую пору после крещения, ограничив рассмотрение только Новгородом. Новый город у Ильмень-озера, возможно, был очень древним центром окрестных племен; таким он остался, очевидно, и при заселении этих мест "словенами". В IX в. городок на Волхове, поставленный, по всей вероятности, киевскими князьями как северный окраинный форпост новой державы Руси, явился важным центром этой окраины и важным звеном во всей системе русской государственности».
Городок на Волхове, якобы построенный киевскими князьями, ныне никого не убеждает. Но вот некоторые другие наблюдения Бориса Александровича явно справедливы. В Новгороде, как и в Киеве, сосуществовали два основных языческих божества: Перун и Волос. Идол Волоса находился, вероятно, у южной окраины новгородского детинца, где в древности была Волосова улица, а в XIV в. была поставлена церковь св. Власия. Киевское правительство как бы в 9 – 11 вв. не интересовалось этим культом.
Святилище Перуна было в сосновой роще у истока Волхова из озера Ильменя; место это до сих пор называется Перынью и там существовал Перынский скит с церковью Рождества Богородицы XIII в. Культу Перуна был во времена Владимира первоначально был придан государственный характер, его поддерживал сам Добрыня (дядя Владимира), подтверждается и летописными легендами. А при введении христианства в Новгороде в 988 г. тот же Добрыня, который восемь лет тому назад устанавливал огромный идол «государственного» Перуна, теперь, совместно с епископом Иоакимом руководил насильственным крещением новгородцев и уничтожал всех идолов.
"...И требища разори и Перуна посече и повеле въврещи в Волхов. И повязавше ужи, влечахуть и по калу, биюще жезлием и пихающе... и вринуша его в Волхов. Он же (идол Перуна), пловя сквозе великый мост, верже палицю свою, рече: "На сем мя поминают новгородскыя дети" (ею же и ныне безумнии убивающеся...)".(Софийская I летопись. ПСРЛ, V. СПб., 1851, с. 121. )
Другие летописные тексты поясняли символический акт свергнутого бога; на Великом мосту очень часто сходились для боя враждующие стороны города: "...якобы Перун палицу, имевшую в руке его на мост бросил, сказав, что торговцы (жители правобережной, Торговой стороны) с горожаны (население Детинца и его окружения) всегда будут драться".(Татищев В. Н. История Российская. М., 1769, т. I, с. 50. )
На этом же мосту производилась публичная казнь: осужденных оглушали палицей (отголосок древнего ритуала?) и сбрасывали в Волхов. Продолжим рассмотрение легенды о свергнутом идоле. Епископ запретил вылавливать идола из реки. "Иде пидьблянин рано на реку, хотя горнеци везти в город, оли Перун приплы к берви и отрину и шестом: "Ты - рече - Перунище досыти еси ел и пил. а нынича поплови прочь!"(Софийская I летопись. ПСРЛ, V, с. 121)
Далее в летописи следует интересная фраза, плохо – по оценке Б.А.Рыбакова, - понятая позднейшими переписчиками. На основании вариантов, подведенных в ПСРЛ по всем известным тогда спискам, её можно восстановить так: "И плы (идол Перуна) из света во кошьное, сиречь во тму кромешную".(Новгородская III летопись. СПб., 1841, с. 207. В софийском Временнике слова "тьма кромешная" заменены "преисподней". )
В словаре Срезневского слова "Кощьное" нет, но те глоссы, которыми писцы поясняли ("тьма кромешная", "преисподняя"), не оставляют сомнений в значении . Это не христианский ад, а славянское царство мертвых, которое можно сопоставить с владениями царя Кощея Бессмертного . Царство мертвых, располагаемое у южных народов (например, у греков) на западе, где умирает солнце, у более северных племен часто ассоциировалось с севером, с областью полярной ночи и безжизненного холода. В русских волшебных сказках царство Кощея с хрустальным дворцом находится "прикрай свету, в самый конец".(Новиков Н. В. Образы восточнославянской волшебной сказки. Л., 1974, с. 200. )
Вот туда, "из света во кощьное" по Волхову, текущему на север, и плыл деревянный идол Перуна, "отринутый" деревенским гончаром…
Спустя несколько веков после крещения Руси на части Новгородской земли все еще бытовали архаичные языческие культы, что известно из письма новгородского архиепископа Макария великому князю Ивану (Грозному) в 1534 г. "Слышав ... прелесть кумирскую около окрестных градов Великого Новаграда: в Вотской пятине, в Чюди и в Ижере и около Иваняграда, Ямы града, Корелы града ... и по всему Поморию Варяжского моря ... до Л они до Дикие ... Еже мы прияхом от святого великого князя Владимера святое крещение - во всей Руской земли скверные молбища идолские разорены тогда, а в Чуди и в Ижере и в Кореле и во многих русских местех ... скверные молбища идолские удержашася и до царстве великого князя Василия Ивановича (1505-1533 гг.) ... Суть же скверные молбища их: лес и камение и реки и блата, источники и горы и холмы, солнце и месяц и звезды и езера. И проста рещи - всей твари (всему существующему) покланяхуся яко богу и чтяху и жертву приношаху кровную бесом - волы и овцы и всяк скот и птицы ...".(ПСРЛ, V, с. 73. )
Б.А.Рыбаков допускает, что до «государственного» Перуна в Перыни могло стоять какое-то местное божество. Среди новгородских «баснословий» о давних языческих временах , по его мнению, особый интерес представляет легенда, занесенная в "Цветник" 1665 г. У нее есть некоторые общие черты с известным рассказом "Иоакимовской летописи" (приход словен и русов из скифских земель, постройка городов), но главное внимание в этой легенде обращено не на княжеские дела (Буривой и Гостомысл Иоакимовской лет.), а на объяснение новгородских топонимов при посредстве вымышленных персонажей и на пересказ мифа о культе "князя Волхова", имеющего облик "лютого зверя коркодела" (крокодила). Особый интерес для нашей темы представляет связь бога-крокодила с Перынью.
Два племенных вождя (в Сказаниях, нередко скифских князя) - Словен и Рус - покинули со своими племенами старые земли в "Скифенопонте" и начали искать во Вселенной "места благопотребна", "яко орли острокрилатии перелетаху сквозе пустыня". Через 40 лет блужданий они достигли великого озера, названного в честь сестры Словена Илмеры. На берегу Волхова ("зовомого тогда "Мутная") был построен город Словенск Великий ("а иже ныне - Нов град"). "И от того времени новопришельцы скифстии начата именоватися словены...". Далее легенда излагает древний миф, как бы перепутанный с отрывками рассказа о Перуне:
"Болший сын оного князя Словена - Волхов бесоугодный и чародей, лют в людех тогда бысть и бесовскими ухищрении и мечты творя и преобразуяся во образ лютого зверя коркодела и залегаше в той реце Волхове водный путь. И непоклоняющихся ему овых пожираше, овых изверзая потопляше. Сего же ради люди, тогда невегласи, сущим богом окаянного того нарицаху и "Грома" его или "Перуна" нарекоша (белорусским бо языком гром "перун" нарицается)".
По Б.А.Рыбакову, здесь начинается путаница, совмещение архаичного слоя о водяном божестве, "залегающем в реке Волхове", и слоя 980-989 гг., связанного с исторически достоверными, сведениями об установлении культа Перуна, который не может быть связан с подводным царством. "Постави же он, окаянный чародей, нощных ради мечтаний (ритуальных действий) и собрания бесовского градок мал на месте некоем, зовом ом Перыня, идеже и кумир Перун стояше" Вполне вероятно, что комплекс капищ на Перыни был огражден исчезнувшей впоследствии оградой. "И баснословят о сем Волхве невегласи, глаголюще: "В боги сел" .
Далее излагается предание о свержении бога-крокодила, напоминающее запись о свержении идола Перуна, но в весьма своеобразном преломлении: "Наше же христианское истинное слово... О сем окаянном чародеи и волхве - яко зло разбиен бысть и удавлен от бесов в реце Волхове и мечтании бесовскими окаянное тело несено бысть вверх по оной реце Волхову и извержено на брег против волховного оного городка, иже ныне зовется Перыня. И со многим плачем от невеглас ту погребен бысть окаянный с великою тризною поганскою. И могилу ссыпаша над ним вельми высоку, яко есть поганым. И по трех убо днех окаянного того тризнища просядеся земля и пожре мерзкое тело коркоделово. И могила его просыпася над ним купно во дно адово, иже и доныне, якоже поведают, знак ямы тоя стоит не наполняйся".("Цветник" 1665 г. Рукопись б. Синодальной библиотеки. См.:Сперфанский М. Н. Русская устная словесность. М., 1917, с. 303 - 304.)
В противоположность свергнутому идолу Перуна, естественно плывшему по Волхову вниз по течению (Перынь - Великий мост - Пидьба севернее Новгорода), этот загадочный "крокодил", во-первых, был удавлен в реке, а во-вторых, волшебной силой он был несен по Волхову вверх по течению и был извержен на берег у подножья перынского священного городка, поставленного им самим для языческих священнодействий. Обитал бог Волхова где-то в реке, очевидно ниже Новгорода ("Словенска Великого"), а святилище его, совмещенное в легенде с его могилой, находилось у самого истока реки, близ Ильменя-озера, как бы объединяя воды озера с водами вытекающей из него реки.
Лицо, записавшее это интереснейшее новгородское предание, по оценке академика, плохо справилось с согласованием сведений о Перуне (память о котором осталась в топониме "Перынь"), с древним мифом о боге Волхове. Из этой записи предания совершенно ясно, что ритуальность Перыни была хронологически двойственной: установление там культа Перуна нам известно и оно точно датировано; культ Перуна был сменен христианством. Предание же знакомит нас с тем, что предшествовало действиям Добрыни в 980 г. Это урочище на холме, как бы разделяющем озеро и Волхов, было в древности посвящено богу реки Волхова. Архаичный сюжет о речном божестве-ящере ("коркоделе") известен по русской вставке в перевод "Беседы Григория Богослова об испытании града" по списку XI в. Это поучение против язычества по своему духу близко к "Слову о ведре и казнях божиих", включенному в летопись под 1068 г.
Русская вставка в текст греческой "Беседы" начинается там, где речь идет о рыболовстве и связанных с ним магических обрядах "...Ов (некто, некоторый) пожьре неводу своему, имъшю мъного (благодарственная жертва за богатый улов). [Вставка:] "Ов требу створи на студеньци (у родника) дъжда искы от него, забыв, яко бог с небесе дъждь даеть. Ов не сущим богом жьрет и бога створышаго небо и землю раздражаеть. Ов реку богыню нарицаеть и зверь, живущъ в ней, яко бога нарицая, требу творить".(Аничков Е. В. Язычество и древняя Русь, с. 93-94.) В этом дополнении к "Беседе Григория Богослова" русский (может быть, конкретнее - новгородский?) книжник XI в. записал в краткой форме то, что так красочно обрисовано в предании, известном нам по списку середины XVII в.
Главной своей частью предание тесно соприкасается с новгородским циклом былин о Садке. Былины о Садке содержат два исторических слоя: древнейший слой связан с бедным гусляром, играющим на берегу Ильменя, а второй повествует о "богатом госте", похваляющемся скупить все товары Великого Новгорода, строящем церковь и посылающем огромный караван кораблей с товарами за море. Эту двуслойность былин о Садке хорошо определил еще Н. И. Костомаров: "Христианское начало входит сюда слабо и притом так, что языческая подкладка ясно видна из-под новой одежды. Миф о Садке, вероятно, один из самых общих".(Костомаров Н. И. История Новгорода, Пскова и Вятки во время удельно-вечевого уклада. СПб., 1868, т. II, с. 246. ) Более поздний слой хорошо связывается с конкретным историческим лицом XII в.: "В лето 6675 (1167)... На ту же весну заложи Съдко Сытиниць церковь камяну святую мученику Бориса и Глеба при князи Святославе Ростиславици, при архиепископе Илии".(Новгородская I летопись. М.;' Л., 1950, с. 32 и 219. Местоположение её точно определяется другой летописной записью о сгоревшей деревянной церкви Софии, находившейся "конець Пискупле улице, идеже ныне поставил Сотъке церковь камену святого Бориса и Глеба над Волховом" (там же, с. 181). Церковь Садка Сытинича служила важным топографическим ориентиром и указана в "Уставе о мостех" (1230-е гг.). Там же, с. 507. Около этой церкви произошло столкновение князя Всеволода Мстиславича с новгородцами Софийской стороны, защищавшими посадника Твердислава в 1220 г. "Твьрдислав же бяше немоцьн и вывезоша и на санках к Борису и Глебу и скопишася о немь Пруси и Людин конець и Загородци..." (там же, с. 60).)
Дальнейшие рассуждения Б.А.Рыбакова можно почерпнуть из самой книги, представленной в Интернете рядом сайтов:
- Рыбаков Б.А. "Язычество Древней Руси"
- Рыбаков Б.А. "Язычество Древней Руси"
- Рыбаков Б.А. "Язычество Древней Руси" и др.
Для нас важно – Волхов никакая-то там шведско-финская или иная Ольхова. Это мощный эпический герой, языческий бог, требующий многовекового почитания.
Образ Волхова. Современные представления
Вероятнее всего, это понимал и Фасмер. Но как правоверный христианин, он излишней информации о язычестве допустить как бы не мог. Не мог по онониму Волховъ, но так или иначе проговорился в других местах.