А и было то в Турецкую кампанию. И был у их в полку солдатик, Степаном звали... Как сейчас помню — покойничек сказывал. Росту Степан богатырского... плечи, што печка... Хват-парень... И стал этто ен сохнуть... Сохнет и сохнет, жаланна ты моя... На себя не похож... Этта товаришши и пристают:
— Што, мол, тако, Степанушко, извелси ты в конец... Ай не можетца?!
— А не ладно дило, братцы... Ктой-то ездит на мне кажинну ночь. Просто рубаху хошь выжми... Силушки моей боли нет... извелси в конец...
Поахали, поахали. И подошел туточка старичек, побирался... корочки собирал. Солдатишки-те, вишь ты, ево прикармливали, жалеючи-то. Послухал этто ен, жаланна ты моя,— дедушко-то сказывал,— да и говорит:
— А твому горю помочь можно — узнаем, кто на теби-ко ездит... На вот теби уздечку... Возьми ты энту саму уздечку, да и ляжь с уздечкой под койку... А на койку-ту — сноп соломы положь да шинелишкой же и укрой — быдто сам лежишь... Как увидишь — кто придет, так энтой самой уздечкой-то и взнуздай...
Вот ланно... Взял этта Степан уздечку-ту... сноп под шинелушку-ту положил... а сам под койку. Старичек под другой.
Лежат... Ровно во полночь и приходит, матушка ты моя, старушонка — и древняя видать старушонка-то... Скок на сноп-те... да и взнуздала за подушку-ту... Н-н-ноо!! Да по шинели-те кнутом... Сноп-те ни с места... А Степан- то ка-а-ак выскочит!.. Да и взнуздал ею-то... старуху-то... И той же ж минуточкой очутилась в казармах лошадь серая... в яблоках. Старичек же выскочил, да и научает:
— Не снимай уздечки-те —а не то замучает тебя в конец...
Так ею в конюшню и свели... Корму не велел старичек давать. Ею не кормят, а ена все в теле... во-о кака лошадина... только все в уздечки —день и ночь...
Все на ней ездили... сам командир ездил... Лучши лошади не было... Только ни кована стояла.
— А можно ею подковать? Этта старичка-те Степан спрашивает
— А чево ж не можно?.. Можно!..
Ею и подковали. Привели с кузнецы-то... а солдаты-те и пожалели: «Штой-то ена, бенна, все в узды да в узды... Дай-ко снимем...» Да и сняли уздечку-ту... Сняли, жаланна ты моя, уздечку-ту... ан замис лошади-те и очутилась старуха, руки-ноги же подкованы... Лежит да стонет... Аж ужахнулися вей... Тут же ею и пристукнули, да и закопали... А старичек-то осиновый кол в могилу ту забил — прочней, мол, будет... А закопали-то ею, жаланна ты моя, вверх спиной... сказывал дедушко- то... Сам все видел... Только стонул по ночам же... Стонет да подскакивает, стонет да подскакивает... А потом и тое прошло...
Так вот, матушка ты моя, чево-чево нет на белом свиту...
