РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ - похоронный обряд: современное состояние традиции

Для анализа состояния похоронной традиции и жанра причета были выбраны Старорусский район как место наиболее древнего поселения славян на территории Новгородской области и Окуловский, заселенный новгородцами несколько позднее. Следует отметить, что, несмотря на тяжелый урон, нанесенный Старорусскому району в годы Великой Отечественной войны, фольклорная традиция сохранилась здесь относительно неплохо. Еще помнились бытовые и календарные обряды, исполнялись связанные с ними жанры. Однако, что касается похоронного обряда, то в позднейшей традиции сохранилось и восстанавливается далеко не все. Остальное может быть лишь реконструировано, исходя из имеющихся исторических и этнографических данных по другим регионам. Как известно, похоронный обряд является отражением не только бытовой стороны его носителей, но и архаического миросозерцания. Похоронный обряд, некогда, вероятно, не менее сложный по структуре, чем свадебный, теперь предстает теперь в сильно редуцированном виде. Об этом говорят и беседы с информаторами, записанные в конце восьмидесятых годов (например, с Федоровой М. Н., уроженки деревни Дорожново Окуловского района, на время записи проживавшей в поселке Кулотино этого же района, или с Власовой А. Я., уроженки деревни Гари Старорусского района, проживавшей на время записи в деревне Дубки названного района).

Изучение причети показало, что русская деревня советской эпохи сохранила импровизационную культуру исполнения, когда фольклорный текст каждый раз как бы создается заново на основе сложившейся традиции. Жанр причитаний - центральный для обряда, несмотря на произошедшие с ним разрушительные изменения, по-прежнему выполняет свою бытовую функцию. Причет продолжает сохранять культурную память, но в нем значительно блекнут художественные достоинства, исчезает ряд обязательных моментов (например, подробного комментирования происходящего на похоронах). Жанр становится все более клишированным. Это связано, в первую очередь, с утратой непосредственного отношения к смысловой стороне языческой символики. Не удалось выявить весь цикл причитаний похоронного обряда, которые (как, например, в свадьбе) сопровождали бы весь обряд, тематически отграничивая определенные его этапы. По всей видимости, мы имеем дело с явным угасанием фольклорной памяти. Трудно сказать, на каком этапе исторического развития началось подобное редуцирование. Но несомненно, что здесь сильно сказалась культурная политика государства, с одной стороны, и интенсивное превращение России из аграрной страны в промышленную и, следовательно, городскую. Тем не менее, архаические стороны сознания деревенского человека в похоронном обряде сохранились достаточно хорошо. Так, например, известно, что смерть в русской фольклорной традиции всегда воспринималась как враг. Это сохранилось и в текстах, записанных на рубеже 70-х - середины 80-х годов. В плачах смерть называется "злодейкой", "душегубицей", которая не делает уступок, не внимает мольбам и просьбам. В материалах архива хранятся записи, в которых говорится о разного рода приметах, связанных с приходом смерти в дом или семью. Например, предвещали смерть кукушка, севшая на хозяйственную постройку; птица, стучащая в окно; собака, воющая книзу ("собачий вой - на вечный покой"); лошадь, идущая навстречу людям, которые провожают умершего, и так далее. Чтобы удостовериться в смерти человека, ему подносили к губам зеркало, если оно не запотевало, значит, человек умер. Чтобы не бояться умершего, который мог каким-либо образом напоминать о себе (например, часто сниться или даже приходить в дом; являться в каком-то ином облике, например, в зооморфном, чаще всего - птицы), надо было подержаться за печку, посмотреть в нее или в подвал, а на сороковой день повесить конскую узду на стену.

Мертвый спит, оставаясь человеком (покойник - спокойный человек), однако если у умершего были открыты глаза, то их закрывали и клали поверх век медные пятаки. Вполне возможно, что это было связано со своеобразным откупом от смерти, ибо считалось, что покойник высматривает кого-то из оставшихся в доме живых людей или даже животных, желая забрать их с собой. В таких случаях обычно говорили: "Смотрит - кого-нибудь насмотрит". Монеты (пятаки) оставляли потом в гробу. Интересно, что выкуп в данном обряде проявлялся и иначе, так например, если долго не могли найти тело утонувшего человека, то существовал обычай бросать в воду серебряные деньги, чтобы выкупить его у воды.

Тело покойного клали на скамейку, ему связывали руки и ноги, так как считали, что "нечистая сила" может их скручивать, принося умершему человеку боль. Через два часа тело мыли (два часа умерший "отдыхал"). Мыть покойника мог любой человек, но предпочтение отдавалось постороннему. К прошлому веку относится представление, сохранившееся в памяти информаторов о том, что совершать этот ритуал должны были старые девы. В Окуловском районе записана частушка:

     Не ходи, подруга, замуж 
     За таких разбойников,
     Лучше купим по ушату,
     Будем мыть покойников.
(Записано от М. Н. Федоровой в 1988 году)

Сохранился обычай оплачивать обмывание чем-нибудь из вещей покойного. Мыли покойного из горшка, теплой водой с мылом, затем горшок после выбрасывали в реку вместе с водой, обычай, в котором, несомненно, просматривается языческое мироощущение. Был и иной вариант, когда оставшуюся после процедуры воду выливали в то место, где никто не ходит, и ничего не сажают, так как эта вода "мертвая" - она могла погубить, умертвить землю. В Старорусском районе считали, что за обмывание покойного отпускаются грехи: " Сорок человек обмоешь-сорок грехов снимешь" (Власова А.Я.). Одевал покойника тот же человек, который мыл. Одевали во все новое, чтобы "там" он "выглядел хорошо" (со слов Власовой А. Я.), ведь умерший отправлялся на житье "вековечное". Смертная одежда не только завещалась, но и готовилась заранее, таким образом, выполнялось последнее желание человека. Шитье одежды - тоже ритуал: когда ее шили, то узлы не делали и не отрывали их, как и нитки. Шили в один шов, иголкой вперед, швы не выворачивали, пуговицы не нашивали. Н.В.Андреева из Окуловского района отметила, что раньше чаще всего шили кофту и юбку. С большой степенью уверенности можно сказать, что это позднейший обычай, может быть, относящийся уже к советскому времени, так как по исследованиям этнографов известно, что распространенной "смеретной" одеждой была рубаха, как для мужчин, так и для женщин. В гроб клали и те предметы, с которыми покойный не расставался при жизни. Гроб делали из еловых или сосновых досок. Нельзя, например, было делать "домовину" из осины, так как считалось, что осина проклятое дерево, ибо, по легенде, на ней повесился Иуда, и от этого она дрожит (Власова А. Я.). Стружку, оставшуюся от изготовления, клали на дно гроба или в некоторых случаях в подушку, на которой находилась голова умершего. Сжигать щепу и стружку было нельзя, ибо, как считали в Окуловском районе, умершему от этого будет жарко. Гроб - домовину всегда делали в соответствии с ростом умершего. Считалось, что покойник кого-нибудь заберет, если гроб будет больше (Окуловский район, Федорова М. Н.). Домовину с телом ставили так, чтобы умерший был обращен лицом к иконе, то есть к красному углу (Окуловский район), но в Старорусском районе отмечается как наиболее распространенный вариант, когда умерший лежит головой в красный угол, а ногами - к двери.

За окно комнаты, в которой находился покойник, вывешивали льняное полотенце или кусок белой ткани. Эта традиция отмечается во всех обследованных деревнях Окуловского и Старорусского районов. "Идешь по деревне и, если где увидишь тряпочку или полотенце, значит в доме траур", - так говорила Н. В. Андреева из Старорусского района. На лоб умершему клали "венчики" или "прощеные грамоты", в которых содержалась молитва отпущения грехов. В правую руку давали подорожную, а в левую - носовой платок. В Старорусском районе считали, что он нужен для того, чтобы стирать пот во время Страшного Суда, а также для того, чтобы вытирать слезы, если человек, перешедший в мир предков, всплакнет при встрече с близкими на "том свете". Встречи эти происходили, по мнению опрашиваемых, в течение сорока дней. Интересно интерпретировали информаторы Окуловского района функцию нательного крестика, которым снабжался усопший. Так, М. Н. Федорова говорила о том, что он служит "пропуском" и что, прежде чем войти в ворота иного мира, необходимо было показать крестик, при этом крестик умершему надо было покупать обязательно новый. Этот обычай отличался от принятого в Старорусском районе, где хоронили умершего с тем же крестом, который человек носил при жизни. Похороны происходили на третий день. От дома до дороги разбрасывались еловые ветки, по которым двигалась процессия, чтобы уходящий в мир иной "шел" по "чистой дороге", так как ель считалась в данных местах чистым деревом. Когда возвращались с кладбища, ветки убирали, а затем их сжигали, вероятно, уничтожая таким образом следы умершего, чтобы он не вернулся и не забрал кого-либо из оставшихся в живых родственников.

Сохранилось довольно много разного рода примет, связанных с отправлением похоронного обряда. Часто эти приметы носили характер оберега. Так, например, копали могилу в день похорон рано утром, и место выбирали получше, так как считали, что если умершему место не понравится, то он в течение сорока дней заберет еще кого-нибудь из родственников. А если еще будет покойник, то "нужно ожидать и третьего" (по словам М. Н. Федоровой из Окуловского района). Обвал могильных стен тоже указывал на то, что придется вскоре копать новую яму. В целом сохранился обычай во всем угождать покойнику. Сохранялся в обследуемых районах и обычай не подметать полы до тех пор, пока умерший находился в доме, ибо по примете можно было "вымести" кого-нибудь из живущих родственников. Кроме того, в доме завешивали темной тканью зеркала, чтобы нечистая сила не испортила покойника. Гроб с телом несли до кладбища на полотенцах, по словам А. Я. Власовой из Старорусского района, нести считалось" уважительнее", чем везти. Прощались с умершим окончательно на кладбище, при этом целовали в лоб или в иконку, которая лежала у него на груди. Слезы прощающегося не должны были попадать на покойника, так как он тогда будет лежать мокрым и обижаться. В таких случаях обычно говорили: "Отойди, отойди, не роняй слезы туда". А все присутствующие желали, чтобы земля была покойному пухом. Прежде, чем опустят гроб в могилу, родственники бросали туда копейку (по всей видимости, серебряную), это означало, что они покупали себе место рядом с усопшим, а все остальные бросали медь, при этом говорили: "Вот тебе доля - не проси боле" (Федорова). Считалось, что деньги нужны были умершему для того, чтобы заплатить за перевоз через реку или озеро на том свете. Известно, что образ реки и переправы - традиционный образ не только для русской, но и для мировой культуры.

Предметы, связанные с похоронами, и вещи умершего тоже имели свою судьбу. После сорокового дня родственники могли раздавать личные вещи покойного любым людям, не обязательно близким родственникам. А те предметы и вещи, которые были задействованы в похоронном обряде (например, полотенца, на которых несли гроб), либо опускали в могилу и засыпали землей, либо сжигали, чтобы избежать дурного влияния умершего на живых людей. Все делалось так, чтобы ничто не обеспокоило душу покойного и каким-либо образом удержало бы ее в мире живых людей. Многое делалось для того, чтобы усопший не вернулся бы за кем-нибудь, не "насмотрел бы кого-нибудь". Как уже было сказано выше, считалось, что открытые глаза покойника, являются знаком того, что они высматривают новую жертву.

По традиции, пока проходил обряд на кладбище, в доме умершего готовились к поминкам. Дома обычно оставался кто-нибудь из родственников и готовил поминальную трапезу, мыл пол. Поминки проходили не только сразу после похорон, но и на девятый и сороковой день, затем через год. Умершие родственники поминались и в Родительские субботы - дни, установленные христианской традицией. В поминальные дни люди обязательно посещали могилы родственников, принося с собой еду, вино, чтобы пригласить усопшего на ритуальную трапезу. Таким образом, сохранялся обычай, оставшийся от древнего похоронного обряда, который предусматривал как задабривание душ умерших, так и демонстрацию силы жизни. В современном похоронном обряде просматриваются контуры старого, еще языческого обряда, однако заметно и то, что магическое содержание обрядового действа во многом стерлось.