Премьер-министр РФ Владимир Путин. Иллюстрация: premier.gov.ru
4 марта 2012 года Россия сделала свой выбор. Она выбрала Владимира Путина. Она определила его политическое будущее на ближайшие шесть лет. Теперь выбор - за Путиным. Именно от этого выбора теперь зависит будущее России.
В жизни Путина уже были два старта "с нулевой отметки". В 1990 г. сравнительно молодой сотрудник КГБ в каком-то смысле остался один и был вынужден делать выбор быстро и отчасти интуитивно: система, которой он служил и вне которой себя не представлял, зашаталась. То, что она скоро рухнет, было неочевидно. Путин мог уцепиться за "любимые руины": поддержать, например, ГКЧП. Но он ввязался в новую политику и сумел найти в ней для себя место, связанное с главным - антисоветским, демократическим - трендом того времени. Трендом, который определялся, в конечном счете, мнением тогдашнего народного большинства. Выбор оказался удачным: бывший чекист стал ключевой фигурой в амбициозной и перспективной петербургской команде Анатолия Собчака. В 1996 году система, в которой работал Путин, опять рухнула - и теперь горечь поражения он переживал не как "солдат проигравшей армии", а как один из ее командующих. Путин опять на какое-то время остался один. Снова возникла развилка: можно было пойти на поклон к, казалось бы, торжествующим в масштабах всей страны "крепким хозяйственникам" (объединившимся вскоре в блок "Отечество - Вся Россия"). Но Путин опять оказался в тренде и сделал выбор в пользу будущего: ему удалось стать удивительным, единственным в своем роде "президентом понятного завтра" для страны, начисто лишенной общей перспективы.
Сегодня Путин победил на выборах, но та система, которую он выстраивал двенадцать лет подряд, исчерпала свой потенциал. Бессмысленная околовыборная истерика, куча ошибок и глупых "услуг", худших любого вредительства - все это едва не привело систему к краху. Пока что от полного крушения систему уберег лично Путин - вместе с народом, проголосовавшим за него. Но именно эта система стоит между Путиным и народом. Именно она разрушила "путинское большинство", которое держало страну на плаву двенадцать лет подряд. И именно эта система сделает всё, чтобы приписать себе победу Путина и сделать его заложником своих корыстных интересов, своей интеллектуальной ущербности и своей смертельно опасной безответственности. Путин снова остался один - и ему предстоит третий выбор. Третий старт.
Могильщики эпохи
В своей первой предвыборной статье Владимир Путин сказал о завершении "постсоветской эпохи". Сказал уверенно и спокойно, имея в виду завершение двадцатилетнего переходного периода, за которым следует "новое начало" - старт перспективного, стратегического этапа развития страны, старт, обеспечением которого и собирался заняться Путин в свое третье президентство.
Однако "конец постсоветской эпохи" может состояться, но по-другому: как делегитимация и разрушение всего "постсоветского проекта" для России, связанного в 90-е гг. с именем Ельцина, в 2000-е - с именем Путина, - и все это время - с выбором большинства населения России. История прошлого меняется из настоящего. А "оговорки" о результатах выборов 1996 года - не просто инфантильный непрофессионализм. Это - отзвук глубинных процессов, дискредитирующих и обессмысливающих прошлое сегодняшней России и угрожающих самому существованию ее будущего. Процессов дегенерации российских элит - включая сюда власть, бюрократию, силовые структуры, бизнес и оппозицию - и тесно связанных с ними процессов деградации общества.
Угрозы, с которыми страна столкнулась после 4 декабря 2011 года и 4 марта 2012 года, не сводятся собственно к выборам (и, как утверждает оппозиция, фальсификациям их результатов властью). Не сводятся они и к попыткам подвергнуть сомнению результаты выборов (в рамках, как утверждает власть, заранее спланированной Госдепом "оранжевой революции"). И то, и другое понятно и предсказуемо. Масштаб неадекватной "нервозности" избиркомов, зашкаливающей истерики оппозиции, бурного, массового возмущения "рассерженных горожан" и нарастающей турбулентности в российской политике порожден тотальной утратой предсказуемости и управляемости.
Постепенное снижение рейтинга "Единой России" и даже - впервые за долгое время - Путина с Медведевым в начале 2011 года ожидалось и особенно не пугало. Причины этого обсуждались публично, анализировались. И власть, и оппозиция строили свои планы и стратегии. Было понятно, что "стабильность" перестала работать как главная и непререкаемая ценность. В конце 1999 г. инстинкт самосохранения и острое ощущение прямой и глобальной угрозы объединил еще недавно раздробленное население и расколотые элиты вокруг Путина в так называемое "путинское большинство". Мощь путинской стабильности была мощью продленного водяного перемирия. Но по мере того как страна все дальше отходила "от края пропасти", по мере того как стабильность становилась привычной, фоновой, постепенно уходила и психологическая основа для "общепримиряющего" массового катастрофического самоощущения. А все более уверенно чувствующий себя слой основных выгодоприобретателей "путинской эпохи" - те самые давно обещанные "новые средние" - становился все более требовательным и все менее благодарным. Пресловутая "стабильность" все чаще вызывала - в качестве предвыборного слогана - оскомину и воспринималась как призыв к "сохранению статус-кво любой ценой".
Поэтому никто уже не ждал "победной кампании" по образцу 2007 года. Все понимали, что результаты "Единой России" будут не столь триумфальными, и примерно представляли себе, как это объяснять и что с этим делать - тем более что провозглашенное 24 сентября 2011 года "возвращение Путина", казалось бы, обрекало кампанию "ЕР" на победный финиш. Но все пошло не так.
Никто не ожидал - на фоне спокойной экономической ситуации, невнятной оппозиционной возни и с учетом традиционных информационно-пропагандистских ресурсов власти - совершенно необъяснимого, логически не мотивированного, можно сказать, незаслуженного обвала реального рейтинга власти на 15-20 процентов за короткий период с мая по декабрь 2011 года. Еще раз: не партии "Единая Россия", а именно власти и ее лидеров, чей авторитет считался до сих пор незыблемым ресурсом электоральной предсказуемости.
Все разговоры о снижении ожидаемой планки результата выборов, об изменении общественных настроений, все "победные" пророчества оппозиционеров, - всё это вместе взятое никак не подготовило к такому результату ни власть, ни даже оппозицию. Более того, шок испытало и общество - подобно тому, как это случилось в декабре 1993 года, когда относительное большинство голосов на первых выборах в новый российский парламент получила маргинально-эпатажная ЛДПР Жириновского.
И главной причиной такого катастрофического развития событий, разрушивших "путинское большинство" и поставивших под угрозу историческое продолжение существования России, стала нескоординированная, инстинктивная, безответственная и корыстная, но предельно энергичная деятельность "путинского меньшинства", а точнее, целого набора "меньшинств" - люмпенизированных элитных группировок. "Меньшинств", паразитирующих на государстве и на народе, использовавших Путина и связанную с его курсом стабильность для обеспечения собственной эгоистически, корыстно понимаемой "стабильности", основанной на полной, обеспеченной всей мощью государства, независимости своих привилегий и комфорта от мнения и интересов всех остальных, "непривилегированных", граждан страны.
Номенклатурный реванш 2.0
Через двадцать лет после антиноменклатурной революции 1991 года, через двенадцать лет после победы Путина и его политической линии над номенклатурно-олигархическим проектом ОВР Россия оказалась беззащитна перед новой волной генетически модифицированного номенклатурного реванша. Недавнее "путинское большинство" почувствовало себя ничейным - более того, "кинутым". Вся предшествующая постсоветская история страны, все доводы политиков и даже позитивный личный опыт - уже ничего не могли противопоставить рецидиву социального гнева, загнанного вглубь по итогам "недореволюции" начала 90-х. Все мифы и штампы про "грабительскую приватизацию", "преступный режим" и "антинародную власть" вошли в резонанс с энергией окрепших, осознавших свою силу "новых средних". Но никакой основы для их консолидации, кроме протеста в чистом виде, протеста разрушительного, хаотического, - не осталось. Не осталось потому, что корыстный, бездарный, эгоистичный элитный слой дегенерировал вместе со всеми возможными политическими альтернативами и революционными вождями. Оппозиция - от Зюганова, Жириновского и Миронова до Навального, Немцова, Касьянова и Удальцова, вместе с лидерами куршавельского бизнеса и азартными (как их игорные дома) криминальными силовиками - это неотъемлемая часть "путинского меньшинства", не желающая и не умеющая выживать вне сложившегося статус-кво.
Сам Путин оказался в этом ползучем неономенклатурном реванше заложником. Что бы ни говорили альтернативно одаренные политические историки, легитимность Путина напрямую связана с легитимностью Ельцина и опирается прямо и исключительно на волеизъявление большинства российских граждан. Законность российской политической системы прямо опирается на результаты голосований - референдума о введении должности президента РСФСР в 1991 году, конституционного референдума 1993 года, прямых выборов главы государства в 1991, 1996, 2000, 2004 и 2008 годах. Но по мере становления "вертикали" российский политический класс инстинктивно (а иногда и осознанно) стремился к минимизации своей ответственности перед избирателями - а значит, к делегитимации власти в целом.
Фактический возврат - в 2000-2001 гг. - пульта управления страной на Старую площадь, в управление внутренней политики администрации президента (чем не символ номенклатурного реванша в самом наивном представлении "демшизы" 1991 года?) первоначально обосновывался необходимостью сохранения единства России. "Внешнее управление" политикой пришлось вводить потому, что политика как таковая - будь то политические партии, парламент, регионы - оказалась на грани банкротства. Однако "внешнее управление" внутренней политикой не может длиться вечно - иначе возможностями прямого воздействия на все ее элементы начинают злоупотреблять все более мелкие клерки. Так и вышло: процесс через какое-то время свелся к традиционному для русской бюрократии разделению власти и ответственности. Единственным должностным лицом в России, прямо опирающимся на народную поддержку, остался при этом Путин. Даже в последние четыре года, потому что основой политической стабильности в этот период оставался незыблемый "рейтинг Путина". А популярность президента Медведева была делегированной популярностью, производной от того же самого путинского рейтинга.
Оберегая статус-кво, в страхе перед любыми серьезными переменами, ставящими под угрозу "систему льгот и привилегий", - "путинское меньшинство" навязало Путину как бы всю полноту власти, отказавшись от любых независимых источников собственной легитимности. Возможно, это воспринималось Путиным как способ укрепления власти и упрочения режима. На деле неономенклатура фактически лишила Путина власти, потому что, превратив его в единственный (единоличный) источник легитимности системы, она узурпировала власть, а вот всю ответственность возложила на него, не давая ему возможности поделить эту ответственность ни с кем - в том числе с избирателями. Более того, корыстно цепляясь за статус-кво, номенклатура навязала России в 2008 году вариант "фантомного преемника", чтобы не ставить под угрозу ни один из сложившихся элементов "равновесия сил", обеспечиваемого лично Путиным. Авторитет и популярность Путина тогда вполне позволяли провести такое решение ко всеобщему удовлетворению. Однако ущерб от этой "загогулины" оказался несравнимо страшнее ущерба от, например, гипотетической официальной отмены конституционного ограничения на срок пребывания президента в должности. "Меньшевики" не просто перевалили на Путина весь груз ответственности за любые проблемы в регионах (кем назначен губернатор?), в городах, районах, думах и законодательных собраниях (чья администрация рулит всеми выборами и партиями?), не просто лишили его возможности разделить ответственность с кем бы то ни было во всей стране, но и дискредитировали единственный оставшийся в стране способ легитимации власти. Потому что, делегировав один раз свою популярность "на сторону" - хотя бы и своему человечку - Путин теперь предоставлен самому себе и оставлен без помощи перед лицом грандиозной, трагической задачи: восстановить легитимность власти в стране через как и прежде единственный, но чудовищно ослабленный и униженный, институт президентства.
Потемкинский режим
При этом "водяное перемирие" закончилось. Режим, еще недавно "тефлоновый", подвергся коррозии. Система негласных внутриэлитных договоренностей (раздел экономического пространства между крупными бизнес-игроками, отказ бизнеса от политических амбиций в обмен на отсутствие контроля за экономическими амбициями и т.д.) осознана и воспринята широкими слоями общества как нелегальная, коррупционная, криминальная. Протестная мифология ("откаты", "распилы", тотальная коррумпированность власти) стала общедоступной, эмоциональной, не требующей доказательств (как в 1999 г. не требовала доказательств мифология "стабильности любой ценой", а в 1989 г. - мифология "борьбы с партократией"). И только что "выстроенная", вертикальная, избавленная от необходимости всерьез считаться с кем-либо в стране власть внезапно осталась в вакууме - без социальной базы, без идеологии, без обратной связи с обществом (поскольку в последние годы такая связь была не востребована). А еще - без механизма реального обеспечения лояльности (даже в рамках элитных групп).
Практика "внешнего управления", которая была двенадцать лет назад признана всеми как способ системосохранения, оказалась неспособной спасти систему от банкротства. Более того, она "встроила" банкротство в саму структуру системы.
Сегодня "вертикаль" беспрекословного подчинения сверху донизу осознается как унижение и оскорбление - поскольку, во-первых, именно так (через унижение и неуважение) она работает, а во-вторых, не обеспечена реальными рычагами репрессий (утрата комфорта воспринимается как репрессия только до тех пор, пока система не начинает рушиться).
Колоссальная потребность российского общества в обновлении, в прорывном социально-экономическом развитии тоже оказалась дискредитированной за счет имитационного характера торжественно поддержанной на уровне главы государства обновленческой активности. Все идеологические новеллы медведевского периода - модернизация, инновации, нанотехнологии и т.д. - стали с очевидностью прежде всего для специалистов объектами идеологического рейдерства. Интеллектуальная среда, которая должна была стать первой и главной группой поддержки "российской силиконовой долины", отвергла этот "силиконовый протез модернизации", почувствовала себя оскорбленной, униженной и заранее ограбленной.
Отсутствие моральной лояльности элитных групп всех уровней снизу доверху при доминирующем настроении раздражения и презрения в обоих направлениях создало взрывоопасную, ничем не контролируемую социальную среду. В такой среде оказываются возможны невиданные в России после стрелецких и гвардейских бунтов XVIII века "ментовские восстания" (как 10 февраля 2012 г. в Петербурге). Но в такой среде невозможна революция - даже "оранжевая".
Для типовой "оранжевой революции" необходим претендент на новую легитимность, на право называться "настоящей", "народной" элитой (сколь бы вымышленным и самозваным это право ни было). Между тем, тотальная деградация элит обнулила всех возможных претендентов на эту роль. Так называемый "раскол в элитах" (Касьянов, Каспаров, Лимонов, Немцов, Милов и др.) - это не раскол, а "отшелушивание" политически ничтожных обломков элитной прослойки, политическая перхоть. Ее неуклюжее аппаратно-технологическое взаимодействие с нанономенклатурой Юргенса-Гонтмахера, крах попытки сформировать маргинальный антипутинский фронт вокруг действующего президента окончательно дискредитировали саму возможность элитно-реваншистского обновления власти.
На этом фоне единственным реальным фактором негативной консолидации "ничейного большинства" становится протест. Но протест тотальный, хаотический, непредставленный. Потому что главное чувство, объединившее массы на Болотной площади, - раздраженное осознание того, что все "меньшинства" - заодно, а все основные оппозиционные лидеры, как бы они ни клеймили Путина, являются несомненными участниками "путинского меньшинства", жестко заинтересованными в сохранении поклонно-болотного статус-кво в его наиболее принципиальных моментах.
Деградация касается не только элиты. Она касается всей системы воспроизводства элит, всей системы обеспечения общественной и государственной безопасности, всех существующих форм общественной самоорганизации. Более того, она запускает процесс массовой социальной деградации. В результате "режим" превращается в потемкинскую диктатуру, имитирующую свою прочность и незыблемость по типу предъявления властных полномочий, описанному Чуковским в сказке "Таракан". Потемкинской диктатуре противопоставляются потемкинские же альтернативы - что демократическая, что революционная. Но все эти альтернативные "меньшинства" оказываются заодно в своем стремлении не допустить выхода за пределы фальсифицированной политической реальности. Их общая цель - не допустить возврата к политике, основанной на реальной репрезентации интересов реального населения страны.
А деморализованное, третируемое дегенеративным шоу-телевидением, ограниченное непреодолимым "потолком возможностей" в социальной, экономической и политической областях, разъяренное все более жестоким социальным расслоением, население выдавливается в зону иррационального массового поведения, превращается в толпу. Которую может объединить только примитивное, атавистическое чувство безнаказанной ненависти. В массовом сознании угрожающе быстро формируется новый стереотип. Это - стереотип отторжения цивилизованной политики как таковой. Это - презрение ко всем формам официального социального поведения. И совершенно неважно, что первоначально в качестве резинового чучела для битья народу был предложен образ врага в лице партии "Единая Россия".
Партия для битья
Эта персонификация с самого начала была прямым подлогом. "Единая Россия" не является и никогда не была властью. До 2007 г. под этим названием не было вообще ничего, кроме "внешнего управления": она не была даже партией, оставаясь "кремлевским проектом консолидации элит" и электоральной машиной. Выстроенная вручную как муляж политической организации, директивно управляемая "партнерами" (так в руководстве ЕР почти официально называли Владислава Суркова и клерков из управления внутренней политики администрации президента) - в масштабах всей страны, сверху донизу, от Москвы до регионов и муниципалитетов, без права не то чтобы на оппонирование, но даже на несанкционированные сверху высказывания и действия в поддержку власти - до какого-то момента партия и воспринималась обществом исключительно как способ голосования за Путина, местного губернатора и стабильность. К самим выборам партия отношения не имела - под них привлекались, как правило, летучие бригады профессиональных политтехнологов, достаточно дорогих, но и вполне полезных для дела: 225 одномандатных округов (в каждом из которых могло оказаться несколько лояльных центральной власти кандидатов из конкурирующих региональных бизнес-группировок), 89 регионов с выборными губернаторами и законодательными собраниями обеспечивали серьезный рынок, требовавший хорошего профессионального уровня. Побочным результатом такой практики становилась необходимость реальной работы с общественными настроениями.
После 2007 г. и перехода к партийным выборам на всех уровнях "Единая Россия" изменилась существенно. Возникли - вокруг выборов местного самоуправления - действующие низовые организации. На волне поддержки Путина к партии примкнула значительная группа статусных, респектабельных, политически активных граждан России. Возникла реальная возможность превращения партии в политическую базу власти, в основу долговременной "полуторапартийной" системы. На протяжении 2008 г. руководство ЕР под водительством "партнеров" пыталось побудить партию к активной профессиональной работе - как выборной, так и текущей. На всех совещаниях в Москве единороссов из регионов в жесткой форме отчитывали за недостаточную инициативность, за отсутствие собственной позиции по проблемам регионов, за отсутствие политической инициативы в противодействии оппозиции, а еще - конечно! - за отсутствие идеологии. Очень скоро, впрочем, партийная массовка поняла: что-то не то. Как-то это все не всерьез. Потому что любая несогласованная с самым верхом активность была чревата чем угодно, вплоть до мгновенного снятия с должностей регионального руководства. Выяснилось, что самые статусные и продвинутые, самые "боевые" депутаты Госдумы обязаны беспрекословно штамповать любые законопроекты, вносимые финансовым диктатором правительства Кудриным или его верной ученицей - министром Голиковой. На региональном уровне запрещалась любая попытка поставить перед местной исполнительной властью любой мало-мальски серьезный (тем более болезненный) для местного губернатора вопрос. Ну, а про идеологию... Можно было сколько угодно разрабатывать ее, предъявлять публично, выносить на всеобщее обсуждение, утверждать на съездах и публиковать в регионах, но это не мешало любому "не читателю, а писателю" из аппарата правительства или администрации президента публично рассказывать, что "еще ЕР надо бы придумать идеологию".
К началу 2011 года "профессионализация" захлебнулась. Опыт относительно успешной (в сложных условиях) кампании марта 2011 года был отвергнут. Структура, хотя бы отчасти подготовленная к выходу из-под "внешнего управления", была в упреждающем порядке признана банкротом. В обычной для "партнеров" безапелляционной манере ЕР было предписано: темой выборов избрать "Стратегию 2020"; сформировать команду "евангелистов" (потом договорились до "проповедников" и "доверенных лиц") и разговаривать со "средами" об этой самой стратегии.
В конце мая было объявлено о "Народном фронте". Вдруг кампанией партии принялись управлять из аппарата и пресс-службы Правительства. "Стратегию-2020" (и всю уже разработанную агитационную инфраструктуру кампании) в течение двух недель в жестко приказном порядке заменили свежеслепленной концепцией "Народного фронта", "народных праймериз", народной программы и народного же бюджета. "Праймериз" превратились в профанацию. Шумно задекларированные "честные" цели кампании (выдвинуть по-настоящему ярких и популярных новых людей) реализовывались в традиционной для системы "внешнего управления" стилистике грубого, неуважительного и директивного навязывания угодных результатов. Эта стилистика, давно и прочно воспринимаемая единороссами по формуле "мы для них - никто", впервые стала достоянием не только руководителей регионального звена, но и сотен тысяч рядовых активистов. Как профанацию восприняли в регионах и кампанию по сбору предложений в "народную программу" и "народный бюджет" - любые электорально значимые идеи не имели никаких шансов пройти через фильтр давно согласованных и "попиленных" на уровне региональных элит бюджетных решений. Зато регулярные публичные накачки в формате "видеоселекторов", которые зачастую вели некомпетентные и агрессивные "модераторы", существенно повысили уровень раздражения и непонимания в среде "ядерного электората" ЕР, искренних и многолетних сторонников власти. В результате после летней кампании ОНФ, на фоне регулярного и плотного информирования граждан о "народных праймериз, программах и бюджетах", и это в условиях летнего информационного вакуума и при отсутствии в информационном поле активных оппозиционеров, - к сентябрю рейтинг ЕР упал на 5 процентов.
Тем не менее, к 24 сентября вся кампания, ее идеология и стратегия были выстроены под концепцию ОНФ, народной программы и народного бюджета. В этот момент "случилось страшное" - прямо на съезде уже наполовину принятая "Народная программа" была с голоса заменена "текстами выступлений Путина и Медведева", "Народный фронт" официально запрещен к упоминанию, к деморализованному руководству ЕР в своих попытках рулить процессами присоединилось руководство администрации "лидера списка", а в регионы высадились вице-премьеры и другие тяжеловесы - лидеры региональных списков - в сопровождении аффилированных московских пиарщиков. Рекламная кампания партии рухнула - она свелась к убогим слоганам ни о чем: "Движение только вперед", "Будущее за нами", "Вместе победим". В темы кампании были втиснуты лишенные всякого смысла и электоральной привлекательности "Большое правительство" и "Сторонники Медведева". Завершили картину непрофессиональные и отталкивающие телеролики продавщиц-однофамилиц.
В последний месяц рейтинг партии падал еженедельно на 2-5 процентов по всей стране. И упал. Невероятные еще месяц назад результаты побудили паникующих начальников дискурса добить партию окончательно - сначала заявлениями Пескова (Путин никогда не был связан с ЕР), а потом воскрешением ОНФ как основы для президентской кампании.
Началась кампания по выборам президента. ЕР оказалась в этот момент остро востребована. Жулики, воры, проходимцы и предатели из единого политико-криминально-бюрократического блока (включающего и представителей власти, которым партия "мешает поднимать рейтинг", и авторов диффамационной кампании про "партию жуликов и воров") эффективно использовали ее в качестве адресата для перевода стрелок, чтобы отмазаться от конкретной ответственности за грубые просчеты, грязные провокации и, в результате, за политический кризис в стране. "Единую Россию" публично, откровенно и унизительно вывели из процесса. Сотни тысяч федеральных и региональных активистов, годами вынужденных - в рамках своей осознанной и честной позиции "членов партии Путина" - беспрекословно штамповать любые непопулярные решения исполнительной власти и не имевших никакой возможности добиться от высокомерных "ультрамонетаристов" из команды Кудрина ни малейшей коррекции жесткого, иногда прямо асоциального, экономического курса, вдруг услышали обвинения в свой адрес в "недостатке внимания к социальным проблемам" от представителей исполнительной власти, а в недостатке демократизма - непосредственно от Алексея Кудрина. Итогом "как никогда открытого и демократичного" формирования списка кандидатов в Госдуму стал молчаливый "слив" большого количества активных и влиятельных депутатов (не говоря уже о "мелких сошках") - вплоть до многолетнего руководителя партии Бориса Грызлова. Грызлова многие в партии считали одной из главных имиджевых проблем ЕР, и, наверное, поддержали бы его отстранение от руководства в открытом порядке. Но то, как его "слили", стало символом пренебрежительного отношения власти к так называемой "партии власти" в целом - от руководителя до рядового члена.
В результате миллионам избирателей, голосовавшим за ЕР, искренне поддерживавшим все эти годы "план Путина" и "суверенную демократию", показали, что наверху такую их позицию не ценят и не уважают, возможно, всерьез не веря в то, что эти люди - не марионетки и не тупые карьеристы. И очень многие в "ядерном электорате" Путина поняли - они никому не нужны. Намерены обойтись без них. Судьба выборов оказалась под угрозой, куда более серьезной, чем угроза "оранжевой революции".
Шестая колонна
"Оранжевый сценарий" предсказывался заранее, готовился достаточно грубо и открыто, опирался на информационную, технологическую и финансовую инфраструктуру внешней поддержки очевидным для всех образом. Обстоятельства, связанные с ролью в этих процессах пятой колонны, как и сама ее тема, были уверенно и громко озвучены комментаторами-лоялистами - а также представителями высшего руководства страны. Факты налицо - публичная апелляция Касьянова к странам Евросоюза с требованием (за месяц до 4 декабря) не признавать итоги выборов легитимными, весенний (2011 года) призыв вице-президента Байдена к консолидации оппозиционных сил и его поддержка КПРФ как наиболее мощной протестной силы, саморазоблачительная активность Хилари Клинтон, Маккейна и многочисленных евродемократизаторов, совершенно типовые (и очень знакомые по грузинским, украинским и прочим "цветным революциям") технологии узурпации общественного мнения, среди которых - заблаговременная разработка революционного дизайна и революционной моды (белые ленточки, заранее зарегистрированные сайты, заранее же скреативленный термин "снежная революция", временно нейтрализованный погодной аномалией) и, конечно, эффектная многоходовая спецоперация Навального по оскорбительному "брендированию" партии "Единая Россия". Однако, как бы ни хотелось растерянной власти свести все к проискам пятой колонны и финансовым ресурсам госдепа, ими проблема явно не исчерпывается.
В России всякий тяжелый кризис, выражающийся в ослаблении государства и в протестной консолидации общества, не может обойтись без ответа на знаменитый вопрос Милюкова: "Что это - глупость или измена?" (один из ответов, принадлежащий моему другу, таков: "Глупость - всегда - даже когда еще и измена"). Но если технология измены хорошо исследована, то технология глупости остается, как правило, за кадром. Просто потому, что к моменту раскрутки маховика социальной истерии люди утрачивают способность к объективным оценкам, а такие слова, как "глупость", воспринимаются (и употребляются) исключительно в качестве ругательства. Между тем, именно шестая колонна, главный кадровый ресурс технологии глупости, делает процесс революционной раскачки необратимым. Я имею в виду специфический именно для нас корпус высокопоставленных шестерок и холуев. Данные термины используются здесь исключительно как оценочное суждение, определяющее социально-психологическую сущность слоя российской номенклатурной бюрократии, для которого единственным критерием успеха является отсутствие неудовольствия со стороны начальства.
В условиях, когда "пирамида власти" на протяжении двенадцати лет остается перевернутой (то есть всей своей массой опирается на острие - первое лицо режима), это приводит к лавинообразной деинтеллектуализации власти. Когда единственным, что интересует бюрократию, становится "хорошее настроение" начальника, вся информационная политика превращается в систему фальсификации общественного мнения в интересах формирования картинки, которая улучшала бы это самое настроение. Очень скоро те участники процесса, которые выбиваются из общего ряда, позволяют себе не подогнанные под капризы начальства интерпретации и портят ему настроение, выдавливаются из обоймы. При этом под запретом оказывается - вне зависимости от уровня, качества и направленности - любое притязание на несанкционированное собственное мнение и действие (даже если речь идет об искренней любви к начальству). В такой ситуации отрицательная обратная связь (когда система действует так, чтобы устранить причины появления тревожных сигналов и тем самым погасить эти сигналы) подменяется положительной - когда все силы бросаются на то, чтобы подавить сами сигналы тревоги, в результате чего внешние негативные факторы безудержно нарастают и система идет вразнос.
Эффективность глупости как технологии разрушения и раскачки становится фантастической. Одно (совершенно бесплатное) высказывание какого-нибудь не генерального, а всего лишь пресс-секретаря в защиту испорченного настроения патрона в связи с то ли бывшим, то ли не бывшим свистом спортивных фанатов наносит режиму куда более невосполнимый и системный ущерб, чем миллиарды, вложенные Госдепом в поддержку многотысячных акций всех пятых колонн страны, вместе взятых. Один бестолковый бросок медиамагната на защиту вертикали власти от обсценных шуточек распоясавшихся журналистов консолидирует медиа-сообщество в протестное и легализует самые хулиганские формы его общения с властью куда надежнее, чем побуквенная оплата Березовским всех публичных антипутинских надписей в мире.
Злодей и убийца миллионов Сталин остался в массовом сознании мифологическим героем (не важно - "хорошим" или "плохим"), потому что понимал необходимость передачи в условиях диктатуры контрольных функций демократии другим структурам - мощным спецслужбам, экспертам, лидерам общественного мнения и т.д. Которые под страхом смерти и контролируя друг друга должны были предоставлять вождю подобие объективной картины мира. Любимый генсек нашего выдающегося прессека превратился навсегда в посмешище и анекдот про сиськи-масиськи не потому, что неразборчиво говорил, а потому, что при нем главным смыслом любой деятельности стала отчетность, а значит, главным содержанием - приписки. То есть фальсификация этой самой картины мира для успокоения начальства. Россия в который раз в своей истории стала заложницей собственных опричников. Но сегодняшняя ситуация имеет уникальные и очень опасные особенности.
Как уже было сказано, победа Путина на президентских выборах обеспечена многолетней инерцией сложившихся между ним и Россией прямых, без посредников, отношений. Эти отношения в последнее время портятся. Но портятся медленнее, чем приближаются выборы. Однако дальше мы оказываемся в ситуации действительно катастрофической - и вовсе не из-за "оранжевых поползновений" болотной оппозиции. До революции пока что дело не дойдет, а если пользоваться аналогиями (это облегчает понимание, хотя вовсе ничего не объясняет), то мы сейчас еще далеки от 1916 года. Гораздо ближе к 1904.
Сейчас все "меньшинства" слабы, а население - особенно в регионах - запрягает очень медленно. Так что ближайшие недели (и даже месяцы) Россия проскочит. Но в совершенно новом качестве.
Феномен путинской популярности никогда не был простым, "классовым". Образованный, активный слой общества, иногда именуемый "интеллигенцией", давно утратил право на то, чтобы говорить о нем с придыханием, однако и идиотские цитаты интеллигента Ленина, воспроизведенные интеллигентом Говорухиным, проблемы не решают, а только добавляют в жизнь идиотизма. Путин, как и всякий популярный лидер, действующий в эволюционной парадигме, не может не иметь опоры в "культурном слое", потому что именно представители "культурного слоя" в его электорате обеспечивают моральное обоснование для существования большинства. Выступать "за Путина" всегда было не менее модно, чем против. Более того, именно представители "культурного слоя" задавали тон в идеологическом обеспечении путинского режима. И победил Путин благодаря тому, что в сознании масс все еще остается прежним Путиным, "президентом понятного завтра", гарантом преемственности постсоветского (а точнее - НЕсоветского, АНТИсоветского) развития России. При всей колоссальной сложности и противоречивости этого курса, соединяющего в себе демократические идеалы 90-х и патриотическую риторику 2000-х под общей идеей нравственного выбора, ориентированного на традиционные русские ценности.
Но именно этот исключительно сложный характер политики Путина на протяжении последних двенадцати лет создал базу его поддержки. Которую не смогли разрушить (просто немного не хватило времени) попытки всемерно упростить эту политику. "Простые ребята", которые сегодня возьмут на себя всю полноту ответственности за едва не потерянную победу, попытались вылепить из Путина вождя антипутинского реванша. Кургиняновско-прохановское кликушество, ткачихи-поварихи-бабарихи с тагильскими танками, - все это поставило под удар двадцать лет развития России и прежде всего Путина лично. "Национальный лидер", источник легитимности и власти всей российской бюрократии, Путин вдруг попал в заложники к самозваным "отцам его победы", откровенно провозгласившим курс на реставрацию совка. Что же дальше? А вот что: вся огромная масса "путинских выгодоприобретателей", все эти молодые-умные-рассерженные, они же инноваторы, успешны